Умар Гайсултанов. Моя школа

__________

Эту ночь мы провели во дворе пристава в маленькой сакле, которую охраняли стражники. Я шепотом рассказал Халиду, куда спрятал револьвер. Он похвалил меня и утешил, как мог.
– Пристав мстит мне за то, что я защищал беднягу Доду, – объяснял Халид. – Но кто мог донести, что у меня есть оружие? Смотри, дружок, не проболтайся никому…
Меня не нужно было предупреждать. Я знал, что никакая сила не заставит меня рассказать правду приставу или другим таким же людям, как он, с черным сердцем.
Перед моими глазами снова возникла картина, как дня три назад пристав появился у ворот наших соседей. Он с яростью набросился на Доду:
– У тебя не уплачен налог за прошлый год. Живо неси деньги, или я забираю весь твой скарб.
Дода стоял посреди двора испуганный и растерянный. В руках он держал разные бумажки и пытался слабо защищаться:
– Да ведь я вроде бы платил в прошлом году. Вот и бумажки мне дали…
– Бумажки у тебя допотопные, – презрительно бросил пристав. – Читать умеешь? А нет – так слушай людей грамотных. Говорю тебе, давай деньги.
Вот в эту минуту и подошел Халид. Он спокойно взял из рук Доды бумажки, просмотрел их и сказал:
– Квитанции в порядке. Вот и последняя, за прошлый год. Каких денег вы от него требуете?
Пристав стал совсем багровым, потом лицо его посерело:
– Думаешь, умнее тебя людей нет? Как-нибудь сами разобрались бы. Ну, я тебе это припомню.

Широко шагая, он пошел прочь. Ушли вслед за ним и стражники. Все это рисовалось перед моими глазами, когда я лежал на полу, пытаясь завернуться в свой короткий полушубок. Халид шагал по сакле: три шага вперед, три шага назад. Крохотная сакля была тесна ему, как льву клетка. Он то останавливался и стоял долго-долго, о чем-то задумавшись, то снова начинал мерить саклю шагами: раз, два, три… раз, два, три…
– Послушай-ка, Мовлди, – наконец обратился Халид ко мне, – тебя в тюрьму не посадят, закон не позволяет, хотя для них все нипочем. Ты мал, наутро тебя, наверно, выпустят. А мне отсюда скоро не выйти. Чувствую. Ты Сурхо знаешь? Никому, кроме него, не говори про револьвер. А ему верить можешь, как мне…
Никогда не забуду я следующего утра. Пристав усадил меня за большой стол и неожиданно высыпал передо мной большую груду конфет и пряников. Да и сам он стал таким же липким и приторным, как его конфеты. Говорит, говорит о чем-нибудь и вдруг сразу перейдет на револьвер:
– Игрушечку мы и получше найдем, зря ты на эту ерунду позарился. А, сынок? Такой парень хороший, а упрямишься. Ну-ка, посмотри мне в глаза.
Но когда он понял, что от меня ничего не добьется, доброту его как рукой сняло. Размахнувшись, он с такой силой ударил меня по лицу, что кровь так и хлынула из носа. А пристав уже крутил мне уши. Казалось, он решил отомстить за те две конфеты, что я съел.
От следующего удара я грохнулся на пол, увлекая за собой табуретку. На шум пришла жена пристава. Она болезненно поморщилась, с жалостью глядя на меня.

__________

Полную версию читайте в журнале “Нана” (№1, 2024)