ГАУ «Издательский дом»

Гелани ИНДЕРБАЕВ. Выселение


С первых же минут пути всех укачало: люди, впервые в жизни почувствовавшие запах бензина, не перенесли его. Всех вырывало – и взрослых, и детей. Вырывали друг на друга, так как сидели плотно. Дети и женщины стонали, плакали.
Везли нас через село Агишты. Все села, встречающиеся на нашем пути, после Агиштов, уже пустовали. На улицах можно было увидеть только людей в военной форме.
Когда машины подъезжали к селу Агишты, одна из сестер увидела нашу собаку по кличке Борз. Борз бежал стороною от дороги, по которой шли машины, бежал, ловко маневрируя, пересекая повороты дороги. Солдаты видели бегущую собаку, но не решались без приказа офицеров стрелять в нее. Уже на выезде из Шали Борз исчез – видать, состязание с машинами оказалось ему не под силу…


Наши были удивлены появлением собаки. Сестры оставили его запертым в сарае, попросив соседа-дагестанца Асламхана присмотреть за ним, накормить. Они боялись, что солдаты пристрелят его, так как Борз был очень агрессивным и злым. Скорее всего, когда нас вывезли из села и солдаты перестали ходить по улицам, Аслахан выпустил его из сарая. После этого собака, видать, пришла по нашему следу в Тавзини…
В 1956 году, когда мы вернулись из ссылки, Асламхан рассказал нам печальную историю, связанную с Борзом. По его словам, Борз через два дня вернулся домой. В нем трудно было признать того крупного, упитанного пса, каким он был раньше. Он еле держался на ногах, не реагировал на голос и шум. Асламхан ежедневно подносил ему пищу, но Борз ни разу не притронулся к ней. Пролежав несколько дней у дверей нашего дома, собака испустила дух.

Насколько я сегодня помню, в Грозный мы прибыли 26 февраля 1944 года к заходу солнца. В городе было по-весеннему тепло. Нигде не было снега. Нас начали грузить в вагоны. К каждой машине подавали что-то наподобие трапа, по которому взрослые и дети сразу же из кузова машины переходили в вагоны, перетаскивали туда свой немудреный скарб. Из всего увиденного и оставшегося в памяти от того дня мне больше всего запомнился закат, который не был похож на закаты, прежде мною виданные. Он был необыкновенно алым. О нем я часто вспоминал в депортации.


Вагоны с двух сторон были оборудованы двухъярусными нарами. Середина вагона оставалась как площадка, с которой люди поднимались и спускались. Не всем, правда, хватило мест: отдельные семьи, мужчины и подростки вынуждены были оставаться внизу, на площадке.
Каждый, кто поднимался на нары или спускался с них, вынужден был беспокоить находящихся внизу. Не проходило ночи, чтобы кто-нибудь в темноте не наступил ногой на тех, кто расположился на полу. Ощутив на своем теле чью-то ногу, люди вскрикивали, произносили проклятия. Такие ситуации часто становились причиной ссор между женщинами.
В вагоне было темно. Маленькие окошечки, находившиеся у самого потолка, были забиты досками, и через них едва проникал дневной свет. Какое-то время вагон днем и ночью освещался фонарем, который нашелся у одного из наших односельчан. В основном наш вагон был заселен элистанжинцами. Было в нем и несколько семей из Чеберлоевского и других районов республики.

Поезд из Грозного тронулся только поздно ночью. Сначала паровоз дал несколько гудков. Потом послышался лязг буферов. По вагонам пробежала дрожь, они задергались, и вслед за этим эшелон тронулся. Женщины начали плакать: слабая надежда, которая жила в людях до этой минуты, что все происходящее какая-то роковая ошибка, исчезла в одно мгновенье. С этой минуты у людей уже не было прошлого. Не могли они представить, что их ждало впереди.
Двери вагона раздвигались только один раз в сутки – утром. Делалось это после остановки поезда на большой станции. Раздвинув двери, солдаты вызывали к себе двух-трех молодых людей и вместе с ними уходили на вокзал. Назад они возвращались с буханками хлеба и ведрами с кипятком. Ежедневно обитателям вагона выдавали селедку, и она служила причиной частых ссор между женщинами: всех мучила жажда, а воды не всегда всем хватало.
В первую неделю пути люди в основном питались теми продуктами, которые они сумели приготовить на сборных пунктах. Это были куры, которые в душном вагоне вскоре испортились и источали неприятный запах. Некоторые семьи, не желая выбрасывать испорченные продукты, употребляли их в пищу. Вскоре у них начались острые боли в животе. Началась дизентерия.


На площадке, которая оставалась свободной от нар, мужчины прорубили дыру в полу. Это было настоящим спасением в создавшейся ситуации. Соорудив над этой дырой ширму из кошмы, женщины спасали детей, страдающих от острой боли в животе. Но мучились не только дети. Взрослые, женщины и мужчины, стеснялись зайти за ширму и поэтому, как только поезд останавливался на какой-нибудь станции и двери раздвигались, старались быстро выбраться из вагона, найти у дорожной насыпи место, чтобы исполнить естественную нужду.
Эти вынужденные «вылазки» нередко оборачивались для чеченцев трагедией: молодые люди не сразу находили вагон, из которого сошли, отставали от поезда. Заметив отставшего, солдаты, находившиеся в тамбуре последнего вагона, расстреливали в упор.
Трагических случаев, подобных этому, было очень много. Так, например, выйдя из нашего вагона на одной из станций, не вернулся назад наш односельчанин Мусаев Узу, отец троих детей.

417 комментариев

Your Header Sidebar area is currently empty. Hurry up and add some widgets.